Какой дан вам дан? (об игре Го)

,

в

Игра ГоЧто такое «го»?

Кто из читателей «Знание — сила» не слыхал про шахматы? Не знать про них невозможно, ибо шахматы — игра европейски цивилизованного мира, а мы издавна входим в сферу влияния европейской цивилизации. Ну, а теперь спросим читателей: кто из них хотя бы слышал про «го»? Почти никто, не правда ли? А ведь в го играет самое малое девять миллионов людей. В одной только Японии количество книг и сборников по го превосходит тиражи всей мировой шахматной литературы.

Го существует почти четыре тысячи лет. Эта игра в два с половиной раза старше самых древних шахматных фигурок на нашей планете. Первый турнир го состоялся за два с половиной века до первого официального шахматного состязания. В последнее десятилетие ежегодно проходит не менее десяти турниров го, каждый из которых по напряженности и классу игроков можно сравнить только с межзональным турниром на первенство мира по шахматам.

А теперь позвольте повторить вопрос: кто из вас — нет, не играл, даже не имел знакомых игроков и не знаком, хотя бы понаслышке, с правилами игры — кто из вас просто слышал, что на свете существует го?

Го — великая игра незапада…

Почему?

Но, может быть, мы так мало знаем про го потому, что эта игра органически чужда мышлению европейски образованного человека? Однако рафинированный европеец, доктор философии, доктор математики и экс-чемпион мира по шахматам — может быть, величайший из шахматистов Европы — Эмануил Ласкер, сказал: «Эта игра го… простотой своих правил превосходит шахматы, не уступая им богатством фантазии».

С легкой руки доктора и его однофамильца, Эдуарда Ласкера, го давно проникло в Европу. Федерации и многочисленные клубы японской игры существуют ныне в ГДР и ФРГ, в Австрии, Чехословакии, Румынии, Югославии. Англии, Голландии, Швейцарии, Франции, а также в США, Канаде, Бразилии, Перу, Парагвае, Австралии. Уже прошло свыше десятка чемпионатов Европы по го!

В краткой статье, разумеется, невозможно подробно охарактеризовать ее древние правила. В нескольких словах они сводятся к следующему: игра происходит на доске, напоминающей шахматную, но насчитывающей не 8×8, а 18х18 клеток. Перед началом игры доска пуста. У каждого игрока имеется 180 фишек, именуемых «камнями», которые хранятся в особой коробочке. Эти «камни» поочередно выставляются игроками не на клетки доски, а на точки пересечения вертикальных и горизонтальных линий, делящих доску на клетки. Выставленный на доску «камень» в дальнейшем никуда не двигается, он как бы намертво прирастает к выбранному игроком пункту. Но если «камень» или группа «камней» окружается цепью «камней» противника, их можно снимать с доски. Цель игры состоит в том, чтобы окружить и захватить как можно больше вражеских «камней» и вдобавок огородить своими «камнями» пустые пункты доски, то есть взять под свой контроль «территорию». В ходе игры вырастают составленные из «камней» «стены», «крепости» и «цепи», они ползут, удлиняясь, внезапно возникают в глубине позиций, казавшихся прочно оцепленными противником; причудливо скрутившиеся линии оплетают отдельные вражеские «камни» и «бастионы»… Игра кончается, когда исчерпаны все ходы, выгодные для обеих сторон (в го разрешается отказываться от хода), и тогда победа начисляется по очкам.

Но, быть может, игра, существующая практически без изменения почти четыре тысячи лет, хотя и могла некогда понравиться доктору Ласкеру, успела устареть в наш молниеносно меняющийся век?

Японцы любят доказывать, что го — это игра гораздо более современная, чем шахматы. «Что есть шахматы?» — спрашивают они с полемическим пылом. Это настольное символическое изображение феодальной войны: в центре стоит почти неподвижный и очень уязвимый король, окруженный могучими крепостями, стремительной конницей и цепями пехоты. Иное дело го, хотя эта игра и намного древнее шахмат. Принципы ее тождественны принципам не феодальной, а именно современной борьбы армий. Например, в современную войну вовлекаются все без исключения ресурсы воюющих сторон и главенство какого-либо из них над остальными может быть определено лишь после окончания решающей схватки между врагами. Вот и в го все «камни» до начала игры равны, а результаты партии определяются только тогда, когда ни один из противников уже не может действовать, то есть как бы за столом «мирной конференции». Или другое. Современная война, говорят японцы, может принять глобальный характер — в го тоже нет ни верха доски, ни низа, ни королевского, ни ферзевого фланга, ни своей, ни чужой стороны доски. Борьба ведется сразу и одновременно в нескольких местах, с перерывами, с возвращениями на прежние места… Далее. В современной войне сторона, начавшая ее первой, получает преимущество, которое быстро станет решающим, если противник промедлит с контрмерами. И в го право первого хода дает выигрыш в 5-6 очков при безошибочной игре противника. (Поэтому в играх равных игроков «выступка» компенсируется отдачей противнику пяти «камней».) В го как в современной войне не может быть малоактивных или выжидательных ходов: они приводят к немедленному проигрышу. Го требует постоянной атаки или, на худой конец, маневра. Самое невыгодное в «го» — глубокая защита, а самое выгодное – умение навязать конфликтную ситуацию в нужном для тебя месте и в нужное время. Наконец, в современной войне, утверждают японские теоретики го, опасно сосредоточение всех резервов в единый кулак. Но разве не напоминает это принцип го, согласно которому грубейшей ошибкой считается создание компактных групп «камней» — своеобразных «укрепрайонов». Более того, даже «пунктирные» цепочки, когда «камни» ставятся с промежутком в один-два пункта, часто оказываются перенасыщенными, а потому неэкономными конфигурациями. Кроме того, для победы в го требуется хладнокровие к потерям: в отличие от шахмат в этой игре нет фигуры или пункта, гибель или потеря которых означает проигрыш. Можно отдать и большую группу «камней» или территорию, если окажется, что их не очень выгодно защищать, и все-таки выиграть, если остальные группы «камней» в другом месте компенсируют тебе потери. Есть ли другая, более современная игра? — спрашивают ее поклонники.

Легенды Го

Хотя го нынче известно под своим вторым названием — «японские шашки», игра впервые была отмечена историками не в Японии, а в древнем Китае. Первым в списке претендентов на звание «отца» го значится китайский император Яо, правивший в 2357-2255 годы до н. э. С ним соперничает его преемник, император Шунь (2255-2206 годы до н. э.): древнекитайские авторы всерьез сообщали, что Шунь изобрел «вэй ци» (китайское название «го») для укрепления слабых умственных способностей своего сына и наследника Шан Цзюня. Пальму первенства оспаривает у богдыханов их дерзкий вассал, князь У (1818-1767 годы до н.э.). Впрочем, в последние годы в научной среде возникло предположение, что императоры просто распространяли эту игру, а первоначально она возникла там же, где и шахматы, — в Индии. Однако в любом случае дата рождения го не моложе XVIII века до нашей эры.

Первые два тысячелетия это была чисто китайская игра. Знаменитый поэт Ма Юн даже посвятил поэму любимому национальному развлечению. Среди китайцев самым прославленным игроком считался Озан, по прозвищу Ки Сэн (Святой Игрок): легенды гласят, что он умел играть вслепую. Если учесть, что к концу партии го надо запомнить расположение «камней» на 361 пункте, то усилия Озана следует сравнить с усилиями шахматиста, играющего вслепую сразу девять партий!

Где-то в третьем или четвертом веке нашей эры «вэй ци», переименованная в «го», проникла через Корею в Японию. Первоначально играли в нее монахи-буддисты, а императоры преследовали это занятие наравне с вином и прочими предметами духовного разврата. 701 год стал великим годом в истории го на Японских островах: императорским эдиктом игра была признана не азартной и приравнена к упражнениям на музыкальных инструментах. Так, наконец, подпольные занятия монахов получили государственную легальность.

 Спустя примерно тридцать или сорок лет состоялась первая в истории международная встреча по го — естественно, между китайцем и японцем. Как и подобало всякому истинно великому событию древности, она стала предметом внимания народного творчества: японцы сложили об этой партии одну из самых любимых своих сказок. Японец Киби-но-Макиби, так начиналась сказка, находился в Китае (если пользоваться современной терминологией) «в порядке обмена научными кадрами». Китайские мудрецы-книжники были поражены способностями чужеземного «аспиранта». Желая унизить его на экзамене, который должен был проходить в присутствии богдыхана, мандарины посадили японца в камеру, лишив его не только книг, но и еды. Но на помощь несчастному японцу пришел черт. Он сумел принести в камеру еду и книги. В результате Киби-но-Макиби поразил знаниями самого императора Китая. Тогда-то мудрецы-китайцы решили во что бы то ни стало опозорить удачливого чужеземца: они опять посадили его в камеру и сообщили, что на следующий день Киби предстоит сыграть партию в «вэй ци» с лучшим китайским игроком. Что делать? Киби и раньше играл в го, но только как любитель, а тут предстояло сыграть с чемпионом Китая, защищая честь своей страны и собственную честь. На помощь опять пришел черт: целую ночь обучал он способного «аспиранта» тайнам китайской игры. Наутро оказалось, что даже «чертова умения» хватает лишь для того, чтобы играть с китайцем на равных. Когда партия подходила к концу, Киби успел подсчитать, что ее судьба зависит от одного «камня». Охваченный патриотическим порывом, японец решил использовать прием, который в наше время назван именем бессмертного Остапа Бендера: он незаметно стащил «камень» китайца, а потом проглотил его. После подсчета очков хозяева, естественно, заподозрили неладное и тут же угостили заморского гостя слабительным. Но, как повествует древняя сказка, «Киби-но-Макиби мужественно не выдал им «камня». Стоит, пожалуй, добавить, что в хрониках императорского двора Ямато, датированных серединой VIII века, действительно, упоминается некий Киби-но-Макиби, занимавший должность дай-дзина (что-то вроде европейского министра без портфеля). Этот дайдзин являлся покровителем го, и с этого времени игра становится любимым развлечением японского общества.

Во времена легендарного Киби го распространилась по всей стране — мы можем судить об этом по императорским указам, регламентирующим форму досок и «камней». Например, простолюдинам разрешалось играть на грубых, неструганых досках, а фишками им служили гальки черного и белого цвета. Драгоценные же камни или доски из криптомерии дозволялось использовать только лицам, допущенным к императорскому двору. Постепенно, однако, императоры решили, что вообще игра в го есть исключительно дворцовая привилегия: в нее запретили играть не только простолюдинам, но и феодалам! Даже князья, находясь вне двора, могли садиться за доску, только окружая свое занятие глубокой и надежной конспирацией.

Лишь через 300 лет после начала «дворцового пленения» игра вырвалась на свободу и вновь покорила Японию. Сказания и легенды ХI — XVI веков наполнены сюжетами, так или иначе связанными с го.

Самая романтическая история, дающая, кстати, неплохое представление о традициях социальной психологии японцев, — легенда об опальном министре. Заключенный в камеру смертников сановник в ночь перед казнью выразил последнее желание — сыграть в го. Состязаться с ним сел начальник тюрьмы, игрок сильный и самолюбивый. Вся стража собралась наблюдать за «борьбой умов». Первую партию министр выиграл очень быстро. До казни оставалось еще несколько ночных часов. Начальник тюрьмы, глубоко уязвленный тем, что у него выиграл узник, притом на глазах у подчиненных, предложил сыграть вторую партию: он жаждал реванша. Получив согласие, тюремщик шепнул экс-министру: «За проигрыш — отсрочка казни, потом — побег». «Я потому и попал сюда, — улыбаясь, ответил осужденный вполголоса, — что не хотел променять чести на жизнь».

Партия началась. Неожиданно начальник распорядился принести несколько кувшинов с вином. Коварный замысел тюремщика стал ясен зрителям, когда они увидели, что он почти не прикладывается к своему кувшину, в то время как его соперник, увлеченный игрой, опоражнивал сосуд за сосудом… Наконец министр явно опьянел, его ходы становились все рискованнее и рискованнее. Партия обострилась до предела — один неправильно поставленный камень мог решить судьбу игры. Ставя очередную фишку, тюремщик незаметно наклонился поближе к противнику и тихо произнес: «Человеку, одурманенному вином, не грех ошибиться». Выслушав его, узник опорожнил последний кувшин с вином и, выцедив со дна последние капли, со смехом ответил: «Да я мог уже десять раз выиграть партию, но не торопился: ведь оставалось недопитым такое чудесное вино. Простите мне это маленькое лукавство, — обратился он к зрителям, — оно извинительно человеку, которому остался, — тут он глянул за окно, где всходило солнце, — всего час жизни». И решающая серия ходов смела с доски все «камни» противника…

Академия Го

1559 год — еще одна знаменательная дата в истории древней игры: в Киото, столице средневековой Японии, в семье мелкого торговца родился один из величайших мастеров го — может быть, самый великий и уж, во всяком случае, самый прославленный среди них.

В девятилетнем возрасте родители отдали его в монахи. Мальчик принял новое имя — Никкай. Буддистская секта, членом которой стал Никкай, была основана в XIII веке «святым» по имени Нитирэн и носила его имя. Нитирэн же, кроме «святости», имел еще один дар: он был выдающимся игроком в го. Поэтому руководители секты Нитирэна поощряли в монастыре увлечение игрой. По существу, девятилетний Никкай попал в клуб замечательных любителей го. Через 11 лет равного ему не было во всей секте.

Тогда он оставил монастырь. (В буддизме монах остается таковым лишь до тех пор, пока этого желает. Поскольку за время пребывания в монастыре мальчиков не только кормят, но и учат грамоте и основам буддистской морали, детство в монастырях проводило практически почти все мужское население стран, исповедующих эту религию.) Оставив секту Нитирэн, Никкай принял новое имя — Хонимбо Санса, под которым он стал известен в истории го.

Годы его молодости — последняя треть XVII века — совпадали в Японии с кровавым установлением так называемого нового сёгуната. Японские императоры давно уже были лишены реальной власти, а фактически правили страной сменявшие друг друга могущественные династии феодальных князей — сегунов. В конце XVII века между крупнейшими феодалами в очередной раз разгорелась кровопролитная борьба за власть, за сёгунат. Сначала Японией правил генерал Нобунага. Свергнув последнего сёгуна из династии Аси-кагава, он подчинил себе почти всех князей Японии. Именно Нобунага приблизил к себе молодого Хонимбо Санса. Легенда рассказывает, что однажды, наблюдая за игрой своего любимца, великий сёгун восхищенно воскликнул: «Мэйдзин»! — то есть «виртуоз». С тех пор «мэйдзин» стало высшим званием среди мастеров го. Фактически оно соответствует званию чемпиона мира.

Нобунагу сменил на сёгунском престоле князь генерал Хидэёси, объединитель Японии и знаменитый, хотя и неудачливый, завоеватель, пытавшийся покорить Корею и Китайскую империю. В военных кампаниях Хидэёси его любимый игрок Хонимбо, как подчеркивают источники, «закалил характер и приобрел глубокое понимание жестоких и драматических сторон жизни». Японского «Наполеона» сменил на престоле новый сёгун — Иэясу (ему суждено было основать династию, правившую страной свыше четверти тысячелетия, не обращая внимания на некие «тени», называвшиеся в эти века императорами Японии). Да, сёгуны приходили и уходили, а Хонимбо оставался: не было в островной империи игрока лучше мэйдзина, и каждый новый правитель приглашал к себе на службу мастера, способного блеском своей игры украсить любую корону.

В 1603 году сёгун Няэсу, этот очередной покровитель Хонимбо, издал знаменитый эдикт об учреждении Академии Го. Хонимбо стал ее первым ректором. Ему пожаловали имение в 13 гектаров (в условиях Японии- очень большое) и вдобавок жалованье в 200 коку (30 тонн) риса ежегодно. Кажется, впервые в истории человечества одаренный спортсмен стал профессионалом на жалованье у государства. Отныне он мог целиком отдаться разработке теории и практики любимой игры, не думая, как сказали бы японцы, о рисе насущном.

Щедро обеспечены были жалованьем и трое других профессоров академии: Иноуэ, Ясун и Хаяси. Каждый из них был великим игроком, обладавшим своим стилем и пониманием игры, каждый в недрах академии сформировал свою школу игры и обучения ей. В обязанности профессоров входили не только разработка теории и воспитание талантливой молодежи, но и участие в регулярно проводившихся турнирах, а также консультации «сильных мира сего».

Постепенно в недрах академии возникла традиция, согласно которой профессор при жизни назначал лучшего своего ученика «наследником мастера». После смерти главы школы ученик принимал его имя. Санэцу, любимый ученик Хонимбо Санса, стал Хонимбо II, его ученик Доэцу — Хонимбо III и т. д. Точно так же на смену Иноуэ I пришел Иноуэ II, III и т. д.

За 300 лет звание мэйдзина получило лишь девять человек, из них семь носило имя Хонимбо.

В течение двух с половиной веков вторым по значению (после дня рождения сёгуна) праздником Японии являлся День «осиро-го» — состязание двух лучших игроков страны. На нем всегда присутствовал сёгун с семьей, избранная знать, главы и наследники четырех школ-семей академии и самые сильные игроки, не входившие в избранную четверку. Игроки для осиро-го отбирались на специальном совещании четырех школ академии. Обычно игра проводилась 17 ноября в Чёрном зале дворца сёгуна.

Представьте себе эту напряженную тишину, длившуюся с шести утра и до поздней ночи, — тишину, лишь изредка прерываемую слабым, мелодичным стуком «камней» о вибрирующее дерево столика. Сёгун всегда появлялся во второй половине дня — к решающей стадии игры (отсутствовать на заседании правительства целый день он не имел возможности, но удалиться с середины игры считалось немыслимым оскорблением для игроков и двора). Весь этикет дня осиро-го был разработан до мельчайших деталей. Отклонения от него были почти преступлением. С одним из великих мастеров, Хонимбо II, произошел такой случай. В его время обладателями звания мэйдзина, а также звания придворного учителя го (го-докоро) и высшего спортивного разряда, установленного Хонимбо I, — девятого дана — стал знаменитейший из игроков школы Ясуи — Ясуи II. Хонимбо, имевший разряд на два дана ниже, то есть седьмой дан, должен был в день осиро-го отстоять честь школы своего учителя. Но в середине этой важнейшей партии могущественный князь Мацуидара вдруг нарушил святая святых этикета — он заговорил вслух о том, что, мол, партия уже фактически выиграна Ясуи. Тогда Хонимбо II положил «камень», уже вынутый из коробки, обратно и сказал громко, на весь зал: «Я служу сёгуну искусством игры. Садясь за доску, я ощущаю то же, что воин перед битвой, готовый отдать жизнь за победу. Немного в стране мастеров, которые могут понять мои замыслы за доской. Но самонадеянный князь предсказал мне поражение. Это так возмутительно, что я отказываюсь играть партию!» Все это происходило незадолго до появления сёгуна в Черном зале, и могущественный министр, перепуганный, стал льстить игроку, извиняться… Хонимбо II простил его и в конце концов одержал блистательную победу — чем, по мнению придворных летописцев, более всего унизил министра.

Шли годы. Го проникло в широкие слои дворянства, купечества, ремесленников, даже крестьян. За искусную игру давали не только денежные награды, но и дворянские звания, чины… Но и менее знаменитые профессионалы не пропадали в Японии с голоду: хороший учитель го всегда находил чашку риса, кувшин вина и кров над головой. Те, кто не хотел жить при дворах феодалов, бродили по городам и деревням, как в Европе это делали менестрели и барды. И всюду они были желанными гостями.

Но вот наступил 1868 год — год так называемой «революции Мэйдзи». Микадо — император Муцухито — отстранил от власти потомков сёгуна Иэясу и, лично возглавив правительство страны, провел серию буржуазных реформ, обновивших общественную жизнь Японии. Го, причисленное к анахронизмам и нелепостям сметенного феодального порядка, почти исчезло из японской жизни вместе с академией, турнирами осиро-го и прочими торжественными аксессуарами своего романтического прошлого…

Го выходит в мир

Как это ни парадоксально, но именно «революция Мэйдзи», нанесшая такой удар по го внутри Японии, способствовала тому, что эта игра вышла на мировые просторы. После переворота 1868 года Япония порвала с традиционной политикой изоляции от европейского мира, и не только идеи западной цивилизации хлынули в эту страну, но начался и встречный поток… Европейцы знакомились с японскими обычаями, искусством, архитектурой; узнали они и некогда любимую японскую игру го. Чемпион мира по шахматам Э. Ласкер написал специальную книгу по го. И началось шествие древней игры, по миру…

Тысячи клубов го открылись и в современной Японии, среди них — женские и детские. Радио, телевидение, газеты освещают каждый крупный турнир. Ежемесячные го-журналы насчитывают по 250 страниц. Среди трехсот японских го-профессионалов уже 30 имеют самый высокий разряд — девятый дан, и каждый из игроков девятого дана издает ежегодно серию учебных пособий по 5-8 томиков, а лучшие из них — по несколько таких серий. Кстати, чтобы можно было представить класс японских игроков, приведу всего один пример: экс-чемпионка Японии Масубути дает фору, причем в сеансе одновременной игры… чемпионам европейских стран.

Советское Го

А где же наше советское го?

В Ленинграде пока прошло два турнира — мемориалы памяти Ласкера. В числе участников последнего из них был японец Тэруо Судзуки, игрок первого дана (разряд очень скромный для Японии, но внушительный для ленинградцев-любителей). Гость занял только второе место, уступив первенство студенту-электротехнику Г. Нилову.

Все-таки, конечно, любителей го в СССР пока очень мало.

Но зачем нам вообще нужна эта игра, если мы так любим наши привычные шахматы?

Рассказ о романтическом прошлом и блистательном настоящем «японских шахмат» хотелось бы завершить мыслью, высказанной недавно известным советским востоковедом Г. Померанцем на страницах ученого сборника, посвященного памяти академика-китаиста В. Алексеева.

«Невозможно сказать, к какой форме синтеза культур Запада и Ближнего Востока, Индии и Китая, Европы и Африки движется современный мир, — писал ученый. — Ясно, однако, что необходимо глубокое взаимное понимание, прислушивание друг к другу, до которого еще очень далеко.

До тех пор, пока средний европеец остается варваром по отношению к мысли упанишад и сунскому пейзажу, интеллигенция Востока не может отказаться от своей роли хранителей традиций. Дo тех пор, пока ценности Востока не стали родными для всей складывающейся мировой культуры, писатели Востока вынуждены защищать свою «почву» от размывания ее бесцветным космополитизмом. Таким образом, путь к преодолению… романтической реакций лежит через понимание ее истинных сторон, через расширение и углубление самого понятия прогресса».

Мировая культура идет к синтезу национальных культур, и без чуткого, внимательного и деликатного прислушивания друг к другу этот процесс всемирно-исторического значения будет затруднен.

Наш интерес к го, одному из своеобразных явлений духовной культуры Востока, — это маленький, может быть даже ничтожный, но все-таки ручеек, впадающий во все тот же великий океан неведомой пока будущей культуры объединенного человечества.

 

Автор: Юрий Павлович Филатов, судья и тренер Ленинградской секции го

Источник: Журнал «Знание – сила» 1974, № 11




Комментарии

Добавить комментарий